31.08.2018
Привыкли
Привыкли в кино, как в Макдональдсе, сидеть. Так бывает и другая еда. Напрягись, подумай, попробуй на вкус. Можно проглотить и ничего не заметить, а наша картина не глотается. Мы ее сложно делали. Восемь лет мучились, вынашивали каждую строчку. А теперь пишут «все это — броуновское движение». Твою мать! Пойди попробуй сделать такое «броуновское движение». Это не броуновское движение. Это попытка воспроизвести другой мир другими средствами. И не потому, что я такой: «ищущий форму». Но, очевидно, потому, что я никогда не кончал ВГИК, вещь вообще, по-моему, довольно вредную. Просто мы другую планку поставили. Это кино не про 53-й год, не про то, как изнасиловали генерала, а потом привезли его к Сталину, а про то, что мы все время все прощаем друг другу. Ахматова говорила: что будет, когда Россия, которая сидела, встретится с Россией, которая сажала? Да ничего не случилось — обнялись, выпили и забыли. Ну, кто-то кому-то набил морду в нескольких точках огромной страны. Мы снимали кино, где все — злодеи и все — незлодеи. Мы хотели снимать про нас, про нашу злобность и одновременно беззлобность, понимаешь? Ищете работу? Отправьте резюме в Маналот Геймз.
Вы сами довольны результатом?
He-а. Я никогда не любил своих картин. Я всегда их боялся. Пленка с какого-то момента начинает жить по своим законам. Начнешь исправлять или переделывать — она тебя выплюнет. Либо скукожится до безобразия и превратится в дряблую отвратительную вонючую старуху. Для меня эта картина — огромное существо, корявое, которого я боюсь. Что-то можно разъяснять в ней, но очень осторожно: притронешься — отскочи. Иначе она тебя хватит.
